То-есть каторжный труд -- велосипеды теперь иметь. Действительно верно,громадное через них удовольствие, физическое развлечение и все такое. Насобак, опять же можно наехать. Или куренка попугать.Но только, несмотря на это, от велосипеда я отказываюсь. Я тяжкозахворал через свою машину, через свой этот аппарат.Я надорвался. И теперь лечусь амбулаторно. Грыжа у меня открылась. Ятеперь, может быть, инвалид. Собственная машина меня уела.Действительно, положение такое -- на две минуты машину невозможно безсебя оставить -- упрут. Ну, и приходилось в силу этого машину на себе носитьв свободное от катанья время. На плечах.Бывало, в магазин с машиной заходишь -- публику за прилавок колесьямизагоняешь. Или к знакомым в разные этажи поднимаешься. По делам. Или кродственникам.Да и у родственников тоже сидишь -- за руль держишься. Мало ли какоенастроение у родственников. Я не знаю. В чужую личность не влезешь.Отвертят ааднее колесо или внутреннюю шину вынут. А после скажут: так ибыло.В общем, тяжело приходилось.Неизвестно даже, кто на ком больше ездил. Я на велосипеде или он намне.Конечно, некоторые довоенные велосипедисты пробовали оставлять на улицевелосипеды. Замыкали на все запоры. Однако, не достигало -- угоняли.Ну, и приходилось считаться с мировоззрением остальных граждан.Приходилось носить машину на себе.Конечно, человеку со здоровой психикой не составляет труда понести насебе машину. Но тут обстоятельства для меня сложились неаккуратно.А понадобился мне в срочном порядке целковый. На пропой души."Надо, -- думаю, -- где-нибудь забодать".Благо машина есть -- сел и поехал. Заехал к одному приятелю -- доманету. Заехал к другому -- денег дома нету, а приятель дома.А один приятель хотя проживает в третьем этаже, зато другой в седьмом.Туда и назад с машиной смотался -- и язык высунул.После того поехал к родственнице. На Симбирскую улицу. К родной тетке.А она, зануда, на шестом этаже живет.Поднялся со своим аппаратом на шестой этаж. Смотрю, на дверях записка.Дескать, приду через полчаса."Шляется, -- думаю, -- старая кочерыжка". Ужасно я расстроился исгоряча вниз сошел. Мне бы с машиной наверху обождать, а я сошел отрасстройства чувств. Стал внизу тетку ждать.Вскоре она приходит и обижается на меня, зачем я с ней наверх итти нехочу.
-- У меня, -- говорит, -- с собою около гривенника. Остальные деньги на квартире.
Взял я машину на плечо, пошел за теткой. И чувствую, икота поднимается, и язык наружу вылезает. Однако, дошел. Получил деньги сполна. Пошамал для подкрепления организма. Накачал шину и вниз сошел. Только дошел донизу -- гляжу, парадная дверь закрыта. У них в семь часов закрывается.
Ничего я тогда не сказал, только ужасно заскрипел зубами, надел на себя велосипед и стал опять подниматься. Сколько времени я поднимался -- не помню. Шел, прямо, как сквозь сон. Начала меня тетка выпущать с черного хода. Сама, зануда, смеется.
-- Ты бы, -- говорит, -- машину наверху оставлял, если внизу боишься.
После перестала смеяться -- видит ужасная бледность разлилась по моему лицу. А я, действительно, держусь за руль и качаюсь. Однако, вышел на улицу. Но ехать от слабости не мог. А теперь обнаружились последствия -- хвораю через эту каторгу. Утешаюсь только тем, что мотоциклистам еще хуже. Вот, небось, переживают!
И хорошо еще, что у нас небоскребов не удосужились построить. Сколько бы народу полегло!