Как видим, получается широчайшее поле обследуемых фактов. Если изучать замыслы и планы, то здесь) открывается не менее широкое поле для обследования. Самые вопросы да­тировки, совершенно необходимые для правильного понима­ния последовательности работы, вызывают иной раз сложные палеографические, биографические, историко-культурные и историко-литературные справки. Наконец потребность в по­нимании авторских набросков требует часто дополнитель­ных обследований. Ведь автор часто записывает условно, для себя, и его намеки приходится разгадывать. Так, если при установлении действующих лиц автор пользуется приемом прототипов, то полезны бывают биографические справки о лицах, являющихся прототипами, для выяснения во­проса, какую черту жизни и характера данного лица имел в виду автор. Иной раз необходимо наводить справку об упо­мянутых в набросках литературных и исторических фактах и лицах. Так, в приведенном отрывке плана „Великого Грешника" упомянуты имена Therese-Philosophe и Humboldt. Невозможно точное понимание замысла без справки о романе XVIII в. „ Therese-Philosophe " (порнографический роман Буайе д'Аржана 1748 г.) и о Гумбольдте.

Иной раз полный план и замысел произведения раскры­ваются при изучении переписки автора и его современников, мемуаров и т. п. Так например, замыслы романа Толстого „Декабристы" разъясняются записями дневника С. А. Тол­стой („Мои записки для разных справок "). где занесены раз­говоры Л. Н. Толстого по поводу задуманного им романа (см. введение М. А. Цявловского к брошюре „Л. Н. Толстой. Декабристы'4 в серии „Огонька", М., 1925).

Одним словом, исследование истории текста какого-нибудь произведении может разрастись в большую научную моногра­фию. Естественно возникает вопрос, не является ли вообще изучение истории текста самостоятельной научной дисциплиной, имеющей свое положение среди прочих наук о литературе (история литературы, теоретическая и историческая поэтика и т. п.), со своими научными методами и особыми целями и задачами исследования.

В самом деле, поставим вопрос о том, чего ждет историк литературы от истории текста. Историк литературы изучает литературную эволюцию (понимая это слово, понятно, не в простом значении гладкого и равномерного развития, во учитывая и скачки, разрывы движения, изменения направле­ния и т. п. Чтобы установить факторы эволюции, необхо­димо изучить форму движения. Между тем, объектом изуче­ния являются „произведения", явления сами по себе стати­ческие и не всегда сравнимые между собою. Мы имеем как бы моментальные снимки объекта, находящегося в непрерывном движении, снимки разрозненные и удаленные друг от друга. Ведь когда механик или астроном изучает движение тела, то он не довольствуется констатированием различных форм и положении тела. Для каждого положения тела он ищет кроме того его скорость поступательную и вращательную, направление этой скорости и форму движения (кинематика), равно как и скорость, с которой тело изменяет свою собственную форму. Далее механик изучает направление, в котором изменяется скорость движения, и констатирует причины этого изменения (динамика). Следовательно, для механика какое нибудь тело в определенный момент обладает не только по* ложен нем, но еще и другими свойствами, познание которых дастся путем сравнения положения и формы тела за преде­лами изучаемого мгновения. Земля — не только сплюснутый шар, у нее есть еще ось вращения н направление движе­ния вокруг солнца (и еще другие элементы ее движения). И механик как бы видит эту ось вращения, и географ, когда чертит карту, наносит на нее воображаемые линии (па­раллели и меридианы), положение которых определяется этой осью вращения, — настолько реально у нас представление о земле как о геле движущемся. Точно так же и историк литературы должен видеть в отдельном произведении не только его статическую форму (понимая это слово в широком зна­чении), не только замкнутую в себе законченную систему; он должен примышлять и угадывать в произведении следы дви­жения. Но ведь механик имеет возможность созерцать дви­жение. Не довольствуясь двумя крайними положениями тела, он может наблюсти сколько угодно средних, положений, т. е. он может „интерполировать" путем непосредственного наблю­дения. Предметы изучения историка литературы являются оторванными друг от друга следами движения, отдельными „точками", между которыми трудно „интерполировать", трудно найти связывающие звенья, и поэтому трудно расположить линии эволюции, проходящие через эти точки. Вот эта чрез­вычайная статичность литературных произведений, как пред­метов наблюдения, заставляла историков литературы постоянно искать методов, позволявших или умножить число предметов наблюдения („интерполировать") путем, например, изучения массовой литературы, „младшей", дающей гораздо более ши­рокий материал для сближения или сопоставлений, или в са­мих произведениях искать следы движения, в самих стати­ческих объектах вскрывать элементы динамики и кинематики. История создания и работы над произведением именно и дает этот материал. При изучении истории текста вскрывается уже не статическое явление, а литературный процесс его выра­ботки и становления. Изучая замыслы поэта, мы часто вскрываем связи, на первый взгляд неясные, между различ­ными произведениями одного автора. Изучая его незавершен­ные планы и черновики, мы часто находим те недостающие звенья эволюционной цепи, которые позволяют нам „интерпо­лировать", заполнять промежутки между отдельными объектами наблюдения.