2) Компановка не передает всего чернового материала, так как она снимает какой-то один слой работы, в то время как самый черновик свидетельствует о некотором процессе, являясь документом творческого движения.

Между тем выдвигаемый против компановки универсаль­ный принцип транскрипции вряд ли восполняет недостатки ее. В самом деле, если транскрипция не дает впечатления закон­ченности произведения, то достигается это, собственно говоря, дефектами самой транскрипции — ее неудобочитаемостью.

Действительно, транскрипция весьма трудна для прочтения, и поэтому ни один исследователь не ограничится транскрип­цией, если может обратиться к оригиналу или, в крайнем случае, к его факсимиле. Транскрипция облегчает прочтение отдельных слов, но чтение документа в целом по транскрип­ции значительно труднее, чем по оригиналу, где самое напра­вление строк, характер написания отдельных слов, цвет чер­нил и т. п. дает ряд указаний, помогающих разобраться в соотношении частей написанного. Никакой типографский набор не передаст тонкостей рукописного письма, часто весьма существенных для понимания целого. В автографе мы прямо видим, написано ли все сразу или писалось в несколько при­емов. Незначительные отличия в характере почерка могут дать опору глазу в разборе текста. Типографский шрифт все выравнивает.

С другой стороны, транскрипция тоже весьма мало помо­гает уяснению творческого процесса, так как дает все сразу, в одинаковом виде, без указания последовательности. Она не менее статична, чем компановка.

Вообще — нельзя думать, что каким-нибудь одним воспро­изведением можно, исчерпать все данные черновика. Чтобы восстановить творческий процесс, засвидетельствованный черновиком, необходимо этот черновик изучить. А перед задачами изучения отступают на второй план способы вос­произведения. М. Л. Гофман справедливо указал (на примере выше приведенной „Гречанки"), что транскрипции не доста­точно. Но вряд ли можно согласиться, что транскрипцию можно пополнить каким-то „описанием". Нужно не внешнее „описание", а именно изучение.