Григорий  Иванович  шумно  вздохнул, вытер  подбородок рукавом и  начал
рассказывать:
     - Я, братцы мои, не люблю баб, которые в шляпках. Ежели  баба в шляпке,
ежели  чулочки на ней  фильдекосовые, или  мопсик  у ней на  руках, или  зуб
золотой, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место.
     А в свое время я, конечно, увлекался одной аристократкой. Гулял с ней и
в театр водил.  В театре-то все  и  вышло.  В театре  она  и развернула свою
идеологию во всем объеме.
     А встретился я с  ней во дворе  дома. На собрании.  Гляжу, стоит этакая
фря. Чулочки на ней, зуб золоченый.
     - Откуда, - говорю, - ты, гражданка? Из какого номера?
     - Я, - говорит, - из седьмого.
     - Пожалуйста, - говорю, - живите.
     И сразу как-то она мне ужасно понравилась. Зачастил я  к ней. В седьмой
номер. Бывало, приду, как лицо официальное. Дескать, как у вас, гражданка, в
смысле порчи водопровода и уборной? Действует?
     - Да, - отвечает, - действует.
     И сама  кутается в байковый платок, и ни мур-мур больше. Только глазами
стрижет.  И зуб  во рте блестит.  Походил я к ней  месяц  - привыкла.  Стала
подробней  отвечать. Дескать,  действует  водопровод, спасибо  вам, Григорий
Иванович.
     Дальше - больше, стали мы с ней  по улицам гулять.  Выйдем  на улицу, а
она  велит себя под руку принять. Приму ее под руку и волочусь,  что щука. И
чего сказать - не знаю, и перед народом совестно.
     Ну, а раз она мне и говорит:
     - Что вы, говорит, меня все по улицам водите? Аж голова закрутилась. Вы
бы, говорит, как кавалер и у власти, сводили бы меня, например, в театр.
     - Можно, - говорю.
     И как раз на другой день  прислала комячейка билеты в оперу. Один билет
я получил, а другой мне Васька-слесарь пожертвовал.
     На билеты я не посмотрел, а они  разные. Который мой  - внизу сидеть, а
который Васькин - аж на самой галерке.
     Вот мы и  пошли.  Сели в театр. Она села на мой билет,  я - на Васькин.
Сижу на верхотурье и ни хрена не вижу. А ежели нагнуться через барьер, то ее
вижу. Хотя плохо. Поскучал я, поскучал, вниз сошел. Гляжу - антракт. А она в
антракте ходит.
     - Здравствуйте, - говорю.
     - Здравствуйте.
     Интересно, - говорю, - действует ли тут водопровод?
     - Не знаю, - говорит.
     И сама в буфет. Я за ней. Ходит она по буфету и на стойку смотрит. А на
стойке блюдо. На блюде пирожные.
     А я этаким гусем, этаким буржуем нерезаным вьюсь вокруг ее и предлагаю:
     - Ежели, говорю, вам охота скушать одно пирожное, то  не стесняйтесь. Я
заплачу.
     - Мерси, - говорит.
     И вдруг подходит развратной походкой к блюду и цоп с кремом и жрет.
     А денег у меня - кот наплакал. Самое большое, что па три  пирожных. Она
кушает, а я  с беспокойством по карманам шарю,  смотрю рукой, сколько у меня
денег. А денег - с гулькин нос.
     Съела она с  кремом, цоп  другое.  Я  аж  крякнул. И  молчу. Взяла меня
этакая буржуйская стыдливость. Дескать, кавалер, а не при деньгах.
     Я  хожу  вокруг  нее,  что  петух,  а  она  хохочет  и  на  комплименты
напрашивается.
     Я говорю:
     - Не пора ли нам в театр сесть? Звонили, может быть.
     А она говорит:
     - Нет.
     И берет третье.
     Я говорю:
     - Натощак - не много ли? Может вытошнить.
     А она:
     - Нот, - говорит, - мы привыкшие.
     И берег четвертое.
     Тут ударила мне кровь в голову.
     - Ложи, - говорю, - взад!
     А она испужалась. Открыла рот, а во рте зуб блестит.
     А мне будто  попала вожжа под хвост. Все  равно, думаю, теперь с пей не
гулять.
     - Ложи, - говорю, - к чертовой матери!
     Положила она назад. А я говорю хозяину:
     - Сколько с нас за скушанные три пирожные?
     А хозяин держится индифферентно - ваньку валяет.
     - С вас, - говорит, - за скушанные четыре штуки столько-то.
     - Как, - говорю, - за четыре?! Когда четвертое в блюде находится.
     - Нету, -  отвечает, - хотя оно  и  в блюде находится, но  надкус на ем
сделан и пальцем смято.
     - Как, - говорю, - надкус, помилуйте! Это ваши смешные фантазии.
     А хозяин держится индифферентно - перед рожей руками крутит.
     Ну, народ, конечно, собрался. Эксперты.
     Одни говорят - надкус сделан, другие - нету.
     А  я  вывернул карманы  - всякое, конечно, барахло  на пол  вывалилось,
народ хохочет. А мне не смешно. Я деньги считаю.
     Сосчитал деньги - в обрез за четыре штуки. Зря, мать честная, спорил.
     Заплатил. Обращаюсь к даме:
     - Докушайте, говорю, гражданка. Заплачено.
     А дама не двигается. И конфузится докушивать.
     А тут какой-то дядя ввязался.
     - Давай, - говорит, - я докушаю.
     И докушал, сволочь. За мои-то деньги.
     Сели мы в театр. Досмотрели оперу. И домой.
     А у дома она мне и говорит своим буржуйским тоном:
     - Довольно свинство с вашей стороны. Которые без  денег  -  не ездют  с
дамами.
     А я говорю.
     - Не в деньгах, гражданка, счастье. Извините за выражение.
     Так мы с ней и разошлись.
     Не нравятся мне аристократки.

Производство и поставка металлообрабатывающего оборудования Tapcoint.ru